Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ] - Стивен Кинг

Отец Сьюзан, Билл Нортон, первый салимовский выборный, судивлением обнаружил, что Бен Мирс ему нравится — еще как нравится. Билл былкрупным суровым мужчиной с черными волосами, сложением напоминал грузовик идаже на шестом десятке не разжирел. Он с разрешения отца бросил школу водиннадцатом классе и ушел на флот, откуда и выкарабкался, защитив диплом вдвадцать четыре года на экзамене, приравненном к выпускному экзамену среднейшколы — словно идея сдать его пришла к Биллу с большим опозданием. Он не былслепым грубым врагом интеллектуалов, какими становятся некоторые простыерабочие, когда — то ли волею судеб, то ли их собственными молитвами — имотказывают в том уровне образования, какой они могли бы осилить, но он терпетьне мог «художников-пердежников», как определял некоторых длинноволосых юношей сгазельими глазами, которых Сьюзан приводила домой из колледжа. Ему наплеватьбыло и на волосы, и на одежку. Беспокоило Билла другое — похоже, у всех у них вголове гулял ветер. Симпатию жены к Флойду Тиббитсу, парнишке, с которым Сьюзи,отучившись, гуляла чаще всего, Билл тоже не разделял, но и активной неприязни кнему не испытывал. У Флойда была очень приличная работа — в Фолмуте, у Гранта.К тому же Билл Нортон считал его умеренно серьезным. Вдобавок Флойд былздешним. Но здешним, можно сказать, был и Бен Мирс.

— И не лезь к нему со своими художниками-пердежниками, —предупредила Сьюзан, поднимаясь, когда в дверь позвонили.

На ней было светло-зеленое летнее платье, а уложенные вновую небрежную прическу волосы охватывал чуть великоватый моток зеленой пряжи.Билл рассмеялся.

— Чего вижу, то и говорю, Сьюзи, дорогуша. Не буду тебяконфузить… да я тебя и не конфузил никогда, верно?

Она нервно, печально улыбнулась ему и пошла открывать.

Мужчина, с которым она вернулась, оказался долговязым, свиду проворным, с тонко прорисованными чертами и густой копной черных волос,которые, несмотря на природную маслянистость, казались только что вымытыми. То,как он был одет, настроило Билла доброжелательно. Простые, совершенно новыесиние джинсы и белая рубашка с закатанными до локтей рукавами.

— Бен, это мои папа и мама, Билл и Энн Нортон. Мам, папа —Бен Мирс.

— Здравствуйте. Очень приятно.

Он немного настороженно улыбнулся миссис Нортон, а онасказала:

— Здравствуйте, мистер Мирс. Мы в первый раз так близковидим настоящего живого писателя.

Сьюзан ужасно взволновалась.

— Не тревожьтесь, я не цитирую собственные произведения. —Он опять улыбнулся.

— Здрасте, — сказал Билл, вырастая из кресла.

Сейчас он занимал в профсоюзе портлендских докеров некийпост, которого добился сам, и его рукопожатие было сильным и жестким. Но рукаМирса не съежилась, чтобы выскользнуть медузой, как руки обычныххудожников-пердежников Сьюзи, и Биллу это пришлось по душе. Он предложил свойвторой проверочный критерий.

— Пиво любите? Я уж поставил на лед несколько баночек, — онмахнул рукой в сторону притулившегося к задней части дома патио, котороевыстроил сам. Пердежники неизменно говорили «нет»: почти все они былипридурками и не могли понапрасну расходовать свое ценное сознание на выпивку.

— Пиво? Обожаю, — ответил Бен и улыбка превратилась вухмылку. — Стаканчика два… даже три.

Бен загрохотал смехом.

— Ладушки, наш человек. Пошли.

При звуке его смеха между двумя очень похожими женщинами намиг как бы возникла странная связь. Брови Энн Нортон сдвинулись, а лоб Сьюзанразгладился — кажется, бремя беспокойства телепатически перенеслось черезкомнату.

Бен последовал за Биллом на веранду. На табуретке в углустоял лоток со льдом, набитый жестянками с круговой надписью «Пабст».

Билл вытянул из охладителя жестянку, и бросил Бену, которыйпоймал ее одной рукой, но легко, так, чтобы она не пшикнула — Тут приятно, —сказал он, глядя в сторону расположившейся на заднем дворе площадки,предназначенной для того, чтобы жарить на углях мясо. Это было низкое, рабочеговида кирпичное сооружение. Над ним висело марево теплого воздуха.

— Сам строил, — сказал Билл. — Лучше не хаять.

Бен сделал большой глоток, а потом рыгнул — еще очко в егопользу.

— Сьюзи думает, вы парень очень ничего, — сказал Нортон.

— Она милая девушка.

— Хорошая, практичная девушка, — добавил Нортон и задумчиворыгнул. — Она говорит, вы три книжки написали. Да еще и напечатали.

— Да, так.

— Хорошо идут?

— Первая да, — сказал Бен, но больше ничего не добавил.

Билл Нортон слабо кивнул, одобряя человека, у которогодовольно шариков в голове, чтобы держать ход своих денежных дел про себя.

— Хотите бутерброд или сосиску?

— Конечно.

— Сосиски надо разрезать, чтоб пары выпустить. Знаете проэто?

— Ага. — Бен со слабой усмешкой крест-накрест рассек воздухуказательным пальцем. Маленькие надрезы на природной оболочке франкфуртскихсосисок не давали им пойти пузырями.

— Так вы — выходец из нашего лесного перешейка, точно? —произнес Билл Нортон. — Чертовски хорошо сказано. Берите-ка вон тот пакет сбрикетами, а я организую мясо. Пиво берите с собой.

— Вам меня от него не оторвать.

Билл затормозил на самом пороге и поднял бровь, поглядев наБена Мирса.

— Ты, парень, серьезный человек? — спросил он.

Бен мрачновато улыбнулся:

— Так точно.

Билл кивнул.

— Это хорошо, — сообщил он и зашел внутрь.

Предсказывая дождь, Бэбс Гриффен промахнулась на добрыймиллион миль, и обед на заднем дворе проходил хорошо. Возник легкий ветерок, онобъединился с клубами дыма от горящего под жаровней гикори и не подпустил самыхзлых предосенних комаров. Женщины унесли бумажные тарелки и приправы, а потомвернулись попить пива и посмеяться над тем, как искусно играющий с мудренымипотоками ветра Билл обставляет Бена в бадминтон 21:. Бен с неподдельнымсожалением отказался от матча-реванша, кивнув на часы.

— Книжка горит, — сказал он. — Я задолжал еще шесть страниц.Если я напьюсь, то не сумею даже прочесть, что написал за сегодняшнее утро.

Сьюзан проводила его до калитки —Бен пришел из городапешком. Гася огонь, Билл кивнул своим мыслям. Бен сказал, что он — парень серьезный,и Билл готов был поймать его на слове. Парень не строил из себя важную персону,чтобы произвести на кого-нибудь впечатление, но всякий, кто работает послеобеда, выходит пометить чье-нибудь дерево… может статься, крупными буквами.